А вот что получилось. Кусок 1Ты - хайблад, снайпер, разрушитель. Принц. Раздражительный, болезненно гордый, болезненно несчастливый. Твоя мятущаяся душа омыта слезами, руки твои в крови. Ты убил девушку, которую любил. Тебе не получить прощения. Ты бесконечно ничтожен. Тебя зовут Эридан Ампора, и ты мёртв.
Ты - лоублад, псионик, программист. Маг. Радражительный, болезненно самокритичный, болезненно фаталистичный. Ты неудачник. Руки твои тоже бывали в крови твоей любимой. У вас немало общего, на самом деле - и это самая противная мысль из всех, что ты думал в своей жизни и за её пределами. Тебя зовут Соллукс Каптор, и ты мёртв.
Тебя зовут... как же тебя зовут?... Чья-то властная рука выхватила тебя оттуда, где ты был, оттуда, где тебе надлежало быть. Протащила сквозь самые глубинные недра, сквозь самые отвратительные кишки этой нелепой Игры - на зыбкий зеленоватый свет, из темноты смерти. Пересобрала, переписала тебя заново. Теперь твои законы - лишь боль и ненависть, ненависть и боль. Две струны неумолчным диссонансом звучат в твоей голове, повергая тебя в отчаяние и ужас. Ты ощущаешь, как болезненно жгут изнутри те вонючие пять литров желтой мочи, что перелили тебе вместо крови, и ты кричишь в голос. Твой голос двоится и вибрирует, словно два, и всю сущность твою сотрясает дрожь отвращения, когда ты узнаешь это так хорошо знакомое тебе эхо. Тебе кажется, что мерзкая фиолетовая блевотина заливает твои глаза, застилает мир, расколотый на синий и красный, и эти глаза хочется выковырять когтями и выбросить. Подальше, как отвратительный мусор. Немедленно содрать с головы рога. Содрать и уши - уродливо острые, уродливо перепончатые. Оба. Выдрать из своей груди ребра, выворачивая их наружу, чтобы добраться до самого центра, в котором, ты уверен, так зудит именно потому, что ты должен сделать это... Порвать артерии, сжать между пальцами отвратительную склизскую тварь, раздавить - заставить его замолчать. А потом обломать пальцы, зубы, когти, кричать, пока не наступит тишина. Тишина и тьма. Но у тебя больше нет сердца. У тебя нет ребер и нет ушей. Твоё тело отныне - лишь подогнанная под определенную свойствами твоего первого и второго прототипирования форму техническая иллюзия. В нём не ломаются кости, не течет кровь, и всё, что происходит с ним - лишь подробная имитация жизненных функций, не более. Лишь подделка. И хотя, когда ты с отчаянным глубоким хрипом втыкаешь в собственное предплечье искусно изображенные Игрой длинные когти на всю их длину, твоё зыбкое тело скручивает весьма достоверная имитация боли, а из раны капают зеленые капли, во всем похожие на кровь - ты не веришь всему этому ни секунды. Слишком быстро затягивается рана, слишком быстро бледнеет и исчезает с травы полупрозрачная зеленовая светящаяся жидкость. Слишком мало удовлетворения приносит тебе эта мнимо-физическая боль - так несравнимо мало по сравнению с силой той боли, что терзает теперь твоё сознание. Она почти совсем не дарит избавления - и ты знаешь, почему. Ты стал жалкой фальшивкой, насмешкой, карикатурой, пародией на себя. На обоих себя. Столько же сил нужно, чтобы ненавидеть всё это так, как оно заслуживает того? Если существует где-то источник, дающий энергию всем спрайтам Игры, ты уверен, что на 80% он питает одного лишь тебя - поскольку сила этой ненависти так велика, что преодолевает границы Вселенной, границы всех сущих Вселенных. И ты знаешь, что вот-вот готов аннигилироваться в пламени этой ненависти, и что твой взрыв будет сравним со взрывом сверхновой звезды. Целой звезды ненависти и боли, звезды проклятого отчаяния. Ты видишь эту границу так четко, так близко - до неё всего лишь шаг, один шаг к милосердной черной пустоте. Шаг назад. За ту черту, через которую перетащили тебя руки ёбаного клоуна, чья голова всегда была полна невероятно диких идей. Но какая-то твоя часть всё еще слишком сильно надеется на что-то глупое, надеется, что смерть была бы слишком простым выходом. Часть, что прожила так мало из того, на что рассчитывала. Та, что хочет теперь цепляться за жизнь любой ценой. За всё, что не смерть. Абсолютно любой ценой. До невероятно отвратительного любой ценой. Вторая твоя часть прошла больше отмеренного ей пути и слишком устала от ударов Рока, чтобы бороться с первой. Бороться с ЭТИМ тоже было бы отвратительно. Ты продолжаешь существовать.
Теперь тебя называют ЭриСолСпрайт. Или просто "ЭриСол". И ты дико, страшно ненавидишь это слово. Как издевку над своим именем. Как издевку над жестокой иронией судьбы, спаявшей вас в единое целое. Впрочем, тебе отвратительны почти любые слова, обращенные к тебе. Ты не мёртв, нет. Ты хуже чем мертв. Много, много хуже.
Ты ненавидишь и этого человека. Ты ненавидишь, в сущности, любого из них, убогих существ, обреченных на поражение еще до начала Игры, но этого - особенно. Ты очень хочешь, чтобы он страдал хотя бы на одну тысячную так же сильно, как и ты. Ты был бы рад просто убить его, сдавить его шею когтистыми пальцами, услышать мягкий хруст хрупких кальциевых костей под сочетающими природную силу хайблада с беспощадной силой псионики и цифровой силой спрайта мягко светящимися пальцами. Но у тебя перед глазами словно вспыхивает табличка "ERROR" - колкие зелёные росчерки на черноте фона системы, и Игра властно одёргивает тебя назад еще до начала движения. Ты шипишь и в ярости бьешь о землю искрящимся зелёными искрами извивающимся хвостом - но ты делаешь это так часто, что никто не обращает внимания. Никто не задумывается, что это означает. Означает ли это вообще хоть что-нибудь. Это - новые границы, пределы твоего вмешательства. Стены твоей тюрьмы. Ты теперь - спрайт, помни об этом. Ты стал частью Игры, частью не своей сессии, частью чужого Медиума. Призраком. Частично машиной. В тебя закачана куча бесполезных на твой вкус сведений, и такая же куча правил ограничивает твои действия. Например, тебе запрещено разглашать информацию об устройстве Игры перед игроками, давать им прямые советы по прохождению, помогать выше определенной границы. Этот запрет тебя не расстраивает. Ты и не собирался этого делать. Но тебе запрещено и мешать им. Тебе запрещено мечтать сдавить чью-то шею полупрозрачными пальцами. Вот это и вправду обидно. До болезненного обидно, до отчаянно зудящего под твоей мнимой кожей безвыходного желания, с которым ничего не поделаешь. У тебя отняли право убивать. У тебя отняли право забываться. Куда же тебе девать теперь свою бесконечную ненависть? Ты не знаешь.
Так сложно найти ей достойный выход. Сложно найти ей любой выход вообще. Она кипит внутри, словно целый океан соляной кислоты, она разъедает все твои чувства и мысли, пачкает любой образ, который всплывает в твоем сознании, надкусывает его по краям, превращая в мерзкую насмешку над памятью. Проще, кажется, было бы вовсе забыть о всей своей прошлой жизни навсегда - но и ничего забыть тебе, конечно же, не дано. Поэтому ты пытаешься говорить. Чаще слать этих отвратительных существ нахуй, чаще ломать всё, что им дорого. Конечно же, это не лучший способ удерживать долгие контакты, но тебе плевать, ты просто хочешь говорить хоть с кем-то, кто не является тобой же. Пытаешься ненадолго забыться в этих диалогах, как окружаюшие тебя живые пытаются забыться в алкоголе или во снах. Потому что как бы ни был плох мир и все населяющие его отвратительные тупые твари - нет для тебя ничего хуже разговоров с самим собой. Они сводят с ума. Если тебя еще можно свести с ума.
Они выворачивают тебя наизнанку, выпивают остатки самоконтроля, корежат тебя и прогоняют сквозь самые глубокие круги Ада, о которых ты не имел и смутного представления раньше. А за то, что иногда бывает потом, тебе потом бывает очень, очень стыдно. Болезненно стыдно, и новая дрожь отвращения к себе и своей судьбе сотрясает твоё призрачное тело, и хочется плакать, и хочется снова рвать когтями свои такие чужие руки - и только нежелание снова видеть лживые светящиеся зеленоватые капли, быстро тающие на этой издевательски живой и настоящей траве, останавливает тебя. Останавливает? Впрочем, не всегда.
Кусок 2На самом деле, какая-то часть тебя, ты отлично чувствуешь это, даже считает это всё не таким уж плохим вариантом краткого забвения. Не хуже разговоров с жалкими людьми. Может, даже и лучше. И ты, сгибаясь пополам от мерзости этой мысли, сплёвывая от отвращения, вонзая острые зубы в этот издевательский длинный типовой спрайтовский хвост, практически уверен, что фамилия этой части когда-то начиналась на букву "А". И что в том, что, когда фантомная, но кажущаяся реальной боль от укуса проходит сквозь твоё тело, и странный щекочущий, как батарейка, привкус зеленой крови оседает на раздвоенном языке, кое-что начинает нервно шевелиться в твоем теле, тоже виновата именно она, она и её отвратительные привычки. Ты так ненавидишь это всё, что кажется, готов прямо здесь и сейчас расплавиться от ненависти. И да, ты абсолютно убежден, что тела спрайтов - всего лишь иллюзия, ты видел код этой игры своими глазами, ты потратил на его изучение не одну ночь и не один день. Но эта иллюзия всё же весьма подробна, и ощущения этой иллюзии нельзя назвать полностью несуществующими. Игнорировать их бывает... сложно. Поэтому, когда одна из твоих телесных иллюзий приходит в движение и рывком страстно обвивает другую от самого основания, ты не можешь не выдохнуть резко и не сглотнуть, сгоняя в имитацию желудка имитацию светящейся зеленоватой слюны. Впрочем, хотел бы ты вправду проигнорировать их?... Разве?... Честно?... В этом невысказанном вопросе тебе почти что слышится и знакомый надменный тон, и короткое односложное обращение, и ты прикусываешь язык и пытаешься не думать сейчас о себе как о синтезе двух отвратительных и ненавидящих друг друга существ - чтобы не пытаться понять, чья мысль будет чьей, чья реакция будет принадлежать кому... их нет, нет, нет, их больше нет, есть только ты... их нет. Нет! Ты пытаешься сделать всё, чтобы остановить взаимодействие. Ты пытаешься быть цельным. Единым. Гармоничным. Ты, конечно же, терпишь очередное сокрушительное поражение. Несложно угадать, думаешь ты, судорожно, словно за рану, хватаясь руками за то место у корня хвоста, где когда-то был пах, и сглатывая еще раз, кому именно принадлежало при жизни то щупальце, что сейчас агрессивно пытается удушить остальные два. То, которое всегда начинает первым. И, как бы вяло не реагировали остальные, не реагировать вообще они не могут. Ты вдруг понимаешь, что это отвратительное самоизнасилование... тебя заводит. Эта мысль так грязна, что змеиное шипение срывается с твоих губ само по себе, а когти снова вонзаются в предплечье. Зеленовая мнимая жидкость капает на траву, хвост свивается и развивается, как у танцующей кобры. А тело твоё вдруг пронизывает первая судорога стыдного и странно острого для мнимости удовольствия. Мир как будто бы чуть-чуть меркнет, и становится тяжело дышать. Хотя ты и помнишь, что спрайтам вовсе не обязательно дышать вообще - но почему-то именно сейчас дышать нужно, и именно сейчас - тяжело. Закрыв цветные глаза, зажмурив их со всей силы, растянувшись на зеленой траве и пытаясь сломать самому себе ребра своим длинным белёсым хвостом, ты вслед каждому рывку низко стонешь, и в этом стоне снова слышишь отвратительное второе эхо, и осознание этого заставляет уродливую извращенную троицу твоих щупалец сплетаться еще быстрее и яростнее, а тебя - стонать, прикусывая губы, еще громче. И, как бы ни был отвратителен этот процесс, у тебя нет никаких сил и мотивации с ним бороться. Ты страдаешь и ненавидишь, не останавливась. Зеленая трава снова принимает на себя мнимые капли, на сей раз более тягучие и склизские. Кажется, они даже тают дольше, чем кровь и слезы. Но сейчас сложно думать об этом. Левое предплечье уже успело восстановиться - в этой игре спрайты регененируют просто неприлично быстро - поэтому теперь ты, хватаясь пальцами правой руки за самый корень одного из щупалец и быстро-быстро (с настолько небрежно-профессиональным навыком, успевает проскользнуть зыбкая мысль, что авторство этого движения очевидно) прогоняя призрачную плоть между ними, взрызаешься зубами в правое. Тягучих капель на траве вновь становится больше. Длинное шипение и низкое рычание перетекает в глухие стоны и обратно, а змеиное тело свивается яростными кольцами с каждым новым спазмом. Волна тяжелого душного наслаждения, которая трижды почти подряд накрывает тебя, имеет ядрёно-черный и беспросветный цвет. Ты уверен - она ядовита. Когда ты потом валяешься на траве, растянувшись во всю длину, тело твоё наполняет муторная свинцовая усталость, а голоса в твоей голове молчат. Эта благословенная пустота не продлится долго, ты знаешь это, но сейчас ты им за это почти благодарен. Это позволяет тебе не комментировать то, что ты делал только что. Сделать вид, что и не делал ничего. Забыть. Забыться?... Да, это и правда помогает от зудящей ненависти на какое-то короткое время. Она отступает - и, хотя она вернется снова, горячая и разъедающая, пока что ты ощущаешь не её - а нечто иное. Мутное и липкое, грязное и тупо ноющее, вязкое и холодное. Но нечто, с чем тебе куда привычнее и намного проще иметь дело. Ты, без сомнения, страшно ненавидишь и всегда теперь будешь ненавидеть себя. Но именно сейчас, пожалуй, презираешь ты себя куда сильнее.
А вот что получилось. Кусок 1
Автор, лучи любви вам!